Бабкина надежда

Этой женщине сто лет. Ей было не меньше десяти, когда началась революция, она была зрелой тридцатилетней женщиной, когда началась война. Она жила при царе, при Сталине и при Путине и имеет свое мнение обо всем на свете.

Раиса Корнеевна Комисарова. 100 лет, Москва:

«У меня была семья, и все умерли. Из 11 человек семьи жива только одна я. Прожила я сто лет, был юбилей. Теперь пошло на вторую сотню — когда я умру, я не знаю. Даже боюсь, вдруг я долго проживу опять? Я устала жить. В квартире трехкомнатной я одна. Не с кем и поговорить.

Однажды я убила человека. В 1925 году я работала телеграфистом-морзистом. После шести лет в телеграфе я пошла машинистом в метрополитен. Отработала там девять лет и шесть месяцев. И за это время я задавила одну даму — насмерть. Когда я стала въезжать на станцию «Охотный ряд», вижу — спрыгнула женщина. Я тормознула — думала, она побежит вперед. А она на колени встала и голову положила на рельс. И когда она так сделала, я все спустила, весь воздух. А машина продолжает ехать, и она все тянется, тянется, тянется... Я встала, и гляжу — хрустнуло. И я села. Машина остановилась. Что делать? Нужно вытаскивать. Начальник станции принес носилки, мы спустились на рельсы и стали светить фонариками под поезд. Нашли наконец останки — голова отдельно от туловища. Один туфель отскочил, туфель подняли, накрыли куском пальто. И унесли. В кармане у самоубийцы нашли письмо к матери, где она писала: «Дорогая мамочка, я тебя обманула, он был второй раз женат, я так жить не могу... передай папе привет». За то, что случилось, меня не наказали. Я не была в этом виноватой.

В нашем саду в Кашире есть и смородина, и слива, и яблоки. Я сама когда-то их сажала, старалась, привозила из питомников. Но в чем смысл, вы знаете? Все равно теперь их некому есть.

Я прилягу отдохнуть, просыпаюсь — и не понимаю, сколько времени, утро или день, и сколько я проспала. Вот так жизнь и проходит.

У меня благодарностей и поздравлений — от Путина пять, от Лужкова четыре. В общем, они ко мне хорошо относятся. И все пишут: «Живите долго, вы нам нужны». Уважают меня.

Я пятьдесят лет была в партии, у меня и партийный билет есть. В комсомол меня не взяли — засыпалась на одном вопросе. И в церковь никогда не ходила. А когда мне очень тяжело или обидно, я говорю: «Господи, за что ты меня наказал так!»

У меня всегда деньги были, я ни у кого никогда не занимала. Я откровенно вам скажу: я не люблю, если я здоровая и сильная, гроши получать — я уже подметать не буду и в кухарки не пойду. Где зарплата побольше — там мое.

Не люблю я жадных людей. Есть такие, на всем экономят, жалуются, что денег нет, а сами все откладывают. Я всю жизнь деньги зарабатывала и тратила сколько хотела, и всегда всем помогала.

Телевизор только в девять часов смотрю, новости. Я уже ничего не думаю — ни о стране, ни о политике, ни о чем. Только думаю о том, чтобы поскорее умереть. Но Путин, между прочим, неплохой мужчина — не найдешь теперь такого, как Путин. Хороший человек. И жена его скромная. Вот Раечка-то Горбачева везде сопровождала, а эта сидит и дочерей воспитывает. Правильно себя ведет, как женщина и должна. Но на свой столетний юбилей я бы ни ту ни другую не пригласила бы. Только близких людей: врачей и социального работника Танечку.

Мои сестры рано умерли — потому что они только обедали. А я ночью встаю и ем: холодильничек открою, посмотрю, что там вкусно, и поем или попью молочка. Если захочу рыбу — ем рыбу, захочу красную рыбу — ем красную рыбу. У меня и сейчас в холодильнике есть красная рыба.

Теперь я и не знаю, чего ждать. Раньше всегда все говорили — юбилей, юбилей, ждали столетия. А теперь что, второй юбилей? Вот все и говорят: «Живите долго, вы нам нужны». И зачем я им нужна — сама не знаю.»